16
Она не просто плакала, она рыдала минут двадцать, проклиная свою непутёвую жизнь, свой дурацкий характер, Олега, Эдика и даже мать. Если бы они поступили по-другому, жизнь её сложилась бы иначе. Жила бы сейчас где-нибудь в Мюнхене или Цюрихе. С детства она отвержена. Отвержена собственной матерью. Чего от других-то ожидать? Проклятие на ней лежит какое-то что ли? Даже Бог от неё отказался. А она поверила в спасение, в надежду. А он, как и остальные, поманил и отверг. Поманил и отверг. Рыдать не стало сил, но Марийка ещё долго всхлипывала и размазывала слёзы по лбу, грязным щекам и ободранному хлёсткими ветками подбородку.
Способность соображать стала возвращаться к ней постепенно. Увидела, что взошла луна и отразилась в мутной воде. Появились первые звёзды. Хотя и солнце ещё зашло не полностью. Кажется, она поняла. Это одна река впадает в другую. А Храм находится на месте слияния двух рек. Если не на острове. Если это остров, то должен быть подъезд к нему. А если нет... То рассчитывать на новый мост было глупо. Она присмотрелась. Берег крутой, но спуститься можно. Эта река не так широка. Метров тридцать - тридцать пять. Такое расстояние она, пожалуй, проплывёт. Вот только течение может снести её в ту большую речку. Значит, надо подняться и пройти по течению реки метров сто - сто пятьдесят. Даже, если её и снесёт, то она успеет зацепиться за осоку или мелкие кусты, торчащие из воды на противоположной стороне реки. Правильно. Надо плыть. Что толку сопли пускать. Спасение утопающих дело рук самих утопающих,- любил говорить её личный тренер по плаванию.
Она разделась. Брезентовую куртку и штаны сняла и спрятала в дупле старой ели. Следы маскировала. Из вещмешка выложила бутылки с водой. Теперь они ей не понадобятся. Если она утонет, то перед этим уж точно напьётся. Разулась, кроссовки бросила в вещмешок. Переложила фотографию дочери в пакет из-под печенья. Подумала. Туда же положила и ненавистные деньги. Без них она до дома не доберётся. Закрепила лямки пустого почти рюкзака на плечах и спустилась к воде. Холодная вода до судорог обожгла её тело. Марийка слегка подержалась на воде, чтобы привыкнуть. "Навести температурный баланс", как говорил Дмитрий. Потом поплыла. Река сразу угадала в ней неопытного пловца. Поэтому закружила её в лёгком водовороте и понесла вниз по течению. Марийка к этому была готова. Помимо всех имеющихся недостатков она обладала качеством, который каждый трактовал по своему: кто настойчивостью, кто настырностью, а кто и тупостью. Река в этом скоро убедилась. Марийка набрала полные лёгкие воздуха и сделала несколько решительных гребков вперёд. Воронка осталась позади, и Марийка поплыла вверх по течению реки. Скоро руки онемели, но она упорно двигалась вперёд. Ещё раз сделала глубокий вздох и рывок. Подумала: лучше бы ты с Димочкой плаванием занималась, а ни чем попало. Хотя и так ему большое спасибо: в коротких перерывах между долгими ласками, всё-таки научил кое-чему.
У противоположного берега течение спокойнее. Но Марийку и так уже снесло прилично. Ещё немного, и она окажется в той, большой, реке. Сделала несколько резких рывков и ухватилась руками за высокую траву, торчащую из воды. Больно. Поняла: острая осока порезала ей пальцы и ладони. Ну, и Бог с ними, с ладонями. Главное под водой почувствовала глинистый берег, поросший густой травой. Ступила на траву. Потянулась к веткам кустарника и оказалась на "суше". Вот только подняться в этом месте было не возможно. Берег был очень крут. Вода в течение многих лет омывала этот мыс, и он стал похож на нос большого корабля. Цепляясь за кусты и траву, она стала продвигаться вверх против течения. Кажется, там берег был положе. Солнце уже полностью скрылось за деревьями и даже перестало посылать Марийке свои спасительные лучи. Проваливаясь по колено в болотистое месиво, она всё-таки прошла вперёд метров двести. Берег, и в самом деле, стал не таким крутым. Можно, цепляясь за ветки и траву, подниматься наверх. Марийка так и сделала. Руки обжигало, ноги без конца поскальзывались на мокрой траве, но женщина упорно ползла вверх. Фу! Наконец-то она достигла желаемого. Твёрдая почва под ногами. Она оглянулась на реку. Только теперь ей стало страшно. Неужели она это сделала?! Впору молиться. Спасибо, Боженька. Без твоей милости здесь не обошлось.
Обулась, пробралась сквозь густые заросли клёна и уткнулась носом в дощатый забор. Старый, но всё ещё внушительный. Поверху него торчали куски ржавой колючей проволоки. Странно. Зачем здесь забор? Никто ведь не придёт со стороны реки... Разве только, что она, Марийка. Но ей и забор нипочём. Двинулась вдоль него и вскоре увидела старый разлапистый клён, вплотную прижавшийся к забору.
Влезть на клён было делом минуты. Подтянула намокший, а потому отяжелевший рюкзак и полезла вверх по клёну. Ветки дерева уже почти сгнили и грозили вот-вот сбросить упрямую женщину вниз. Но она уже уцепилась за край доски, подтянулась. Забор угрожающе зашатался, заскрипел и повалился вперёд вместе с Марийкой. И в этом, как она поняла позже, было её счастье. Упавший забор как мост, перекрыл ров, заросший густой крапивой. Нет. От крапивы ей всё-таки досталось, но зато руки - ноги целы. Она шагнула с забора, продралась сквозь крапиву и оказалась на... кладбище.
Марийка невольно вздрогнула. Минуты три не решалась двинуться с места. Но позади река! Она неуверенно шагнула вперёд. Кладбище тоже было заросшим. Сквозь высокую сухую траву видны были деревянные покосившиеся кресты, покрытые верхней перекладиной. Она пошла по направлению к храму чисто интуитивно, потому что самого храма из-за зарослей рассмотреть не могла. Без конца натыкаясь на давно неухоженные могилы, она стала икать и дрожать от страха. На небе уже полностью утвердилась луна. Она-то одна и освещала Марийкий скорбный путь. На одной из могил крест совсем подломился, Марийка спотыкнулась об него, упала и с ужасом прочитала надпись "сестра Мария 1856 -1928".
Марийка достала из вещмешка фонарик. Осветила им кресты, находящиеся рядом, и поняла: на этом кладбище уже лет семьдесят никого не хоронят. От обуявшего её ужаса пересохло в горле. Снова захотелось пить. Она открыла рюкзак и только тут сообразила, что воду с собой не взяла. Надеялась утонуть! Надо идти. К храму! Кажется, это в ту сторону. Не хватало ещё, на кладбище заблудится. Так, надо подумать. Бабуля говорила, что православные храмы располагаются с востока на запад. Так же как и могилы. Значит надо идти вдоль могил, ориентируясь на кресты. Крест - это восток. Противоположная сторона - это запад. Она двинулась вперёд. Постепенно могилы стали приобретать более "обжитой" вид. Было видно, что за ними пытались ухаживать. По крайней мере, траву скашивали и кресты подправляли. На одной из могил росли цветы: ирисы. Надо же! Как у нас в деревне. На дедовой могиле, - подумала она и вдруг прямо перед собой увидела неказистые строения, похожие на склады или старые мастерские. А за ними маковки куполов. Обогнув строения, Марийка оказалась на площади, в центре которой белело большое строение. Храм.
Вблизи он показался ещё более величественным. Даже высоко задрав голову, невозможно было рассмотреть его купола. Однако стены его были выщерблены, глина кое-где потрескалась и отвалилась кусками. Запустение и хаос царили также вокруг него. Похоже было, что последние прихожане этого храма давно почили непробудным сном на этом самом кладбище. Если это так, то здесь уже и службы не проходят. Марийка отогнала от себя эту мысль: кто-то же звонил в колокола. Кто-то - кто-то! Возможно, ветер? Заспорила она сама с собой по привычке. Нет. Ветер не мог бы наигрывать такую мелодию. Марийка и сейчас могла её повторить: благо слух имела музыкальный: Бом-бом-бом, дилинь-дилинь-дилинь, тирилинь-тирилинь-тирилинь, динь-дон, динь-дон, динь-дон. Бом-бом-бом. Так на празднике звонят в Москве все колокола. Она обошла храм. Вход должен быть с запада. Ещё бы сообразить теперь, где он запад-то. Пить хочется сильно. Оттого и башка не варит. Она завернула за угол и увидела большое каменное крыльцо. Девять ступеней. Тишина и пустота вокруг. Она всмотрелась в массивные деревянные двери. Замка не было. Храм был закрыт на щеколду и палочку. Марийка сначала опешила, потом рассмеялась. Бабуля так всегда прикрывает дом, когда возится на огороде. Это значит, в доме меня нет, но я поблизости. Марийка оглянулась. Ничего похожего на человеческое жильё не обнаружила. Она вздохнула и вытащила палочку. Дверь протяжно скрипнула и сама открылась наполовину. Понятно. Петли разболтались. Или косяки от старости не держат. Марийка прошла в храм. Темно. Посветила фонариком. Ещё одни двери. Она потянула их на себя. Не поддались. Марийка резко дёрнула, двери распахнулись, и на молодую женщину пахнуло воском, ладаном и вечностью.
Марийка переступила порог, осмотрелась. Впереди увидела две лампадки: одна возле образа Христа, а другая у иконы Девы Марии. Марийка взглянула на икону и ахнула. Она узнала её. Такая же точно у бабушки в углу. Глаза, полные скорби и надежды. Перед иконами большие круглые тумбочки - подсвечники. Свечей не было. Марийка осмотрелась по сторонам. Что-либо, напоминающее воду, поискала глазами. Нет. Она прошла вперёд. Двери большие двустворчатые, по бокам маленькие. Марийка толкнула боковые, рядом с образом Божьей Матери. Кажется, это алтарь называется. Темно. Лампада, стол. Распятие. Большой подсвечник. Высокая тумбочка в углу, похожая на бабушкин комод. На ней подсвечник поменьше. Дальше окно. А на подоконнике ... чайник.
Обыкновенный белый эмалированный чайник. Марийка осторожно прикоснулась к нему рукой. Как будто на ощупь хотела определить, есть ли в нём вода. Попробовала поднять его пальцем. Не получилось. Есть! Она подхватила чайник. Вода! Она приложилась к носику. Такой потрясающе вкусной воды она не пила даже дома из бабушкиного колодца. Какое счастье, что можно пить сколько хочешь. Она оглянулась на распятие. Спасибо, Боженька. И снова огляделась. Ничего, где можно было присесть или прилечь не было. Она взяла чайник. Вспомнила: там, в большом храме перед иконой есть какая-то загородка, а в ней скамья. Она вышла из алтаря, шагнула и чуть не упала. Забыла про ступеньку. Вот и скамья. Как же спать хочется! Ничего не бояться. Просто спать. Она сделала несколько глотков воды. Потом ещё ... и рухнула на скамью, едва успев сунуть мокрый рюкзак под голову. Сон поглотил её сразу и целиком.